А вот и ферма у озера.
— Милая фрёкен, не может ли ваша матушка продать мне пару шнакебрёдов? — обратился Линнеус к голубоглазой, румяной девушке, кормившей кур у крыльца.
Вспыхнувшие щечки убедительно сказали, как польстило это любезное обращение, ведь так называют только дворянских дочерей. Ей же, девушке низшего сословия, оно не подобает. Фрёкен сделала книксен и убежала в дом. Через минуту она вернулась с несколькими хлебцами и дала их гостю.
— Матушка приглашает вас отдохнуть в гостиной, — голубые глаза приветливо улыбались. Линнеус заплатил, учтиво поблагодарил молодую хозяйку и двинулся дальше.
Тропинка бежала через холм. Поднявшись на него, Линнеус взглянул вниз на озеро — голубое блюдце в зеленом венке, отражавшее небо и скалистые вершины берегов. Водную гладь нарушали только темные обломки скал, торчавшие в ней как гигантские лягушки. Вот белка скакнула в вышине. Где-то тукнул дятел, чайка пролетела над озером. Тишина… тишина…
Впереди опять озеро. Ему не привыкать и не удивляться количеству их; он швед и скорее удивился бы, не встретив воды в течение нескольких часов.
Пожалуй, только Финляндия получает пальму первенства по количеству озер в сравнении со Швецией. В одной шведской провинции — Зёдерманланде — даже сложилась поговорка: «Когда бог отделял сушу от воды, он забыл о Зёдерманланде».
Чем дальше к северу, тем путь становился труднее, а денег все меньше, несмотря на жестокую экономию. Местами по колено в болоте, наглотавшись мошкары, голодный Линнеус решался взять себе проводника.
— С проводником я пройду быстрее, и расход на него покроется экономией пути.
В Умео ему сказали, что путешествовать по Лапландии летом невозможно ввиду полного бездорожья, В летнюю пору этот пустынный печальный край представляет собой непроходимое болото, над которым не смолкает комариный звон. Можно пробираться только по воде — озерами и реками.
— Подождите у нас до зимы или поезжайте пока домой и возвращайтесь к зиме. Выпадет глубокий снег, заровняет кусты и холмики, и на легких лапландских санках олени помчат вас, куда захотите.
— Поймите же, что летом наша страна превращается в настоящее болото. Вы скажете: «Буду пробираться водными путями». Но наши горные реки очень порожисты. Одни лопари ухитряются проехать по порогам, — убеждали его.
Но что зимой здесь делать ботанику, пришедшему собирать растения и изучать минералы?
— Пойду дальше. Буду прыгать с кочки на кочку. Лопари повезут меня на лодках. Я не могу отступать от своего решения.
— Мириады комаров и мошек не пустят вас в свои владения. Их выдерживают только лопари, но не шведы.
Уговоры и добрые советы оказались напрасными, Линнеуса невозможно было удержать. Он отправился в горы пограничной норвежской Лапландии.
Лопари перевозили его в своих утлых лодчонках, с неописуемым искусством и удалью направляя их между порогами. Линнеус, не зная языка лопарей, объяснялся при помощи жестов. Ел вместе с ними одну сушеную рыбу и спал у них в юртах на звериной шкуре.
Лопарь не задумывается над постройкой жилища, не выбирает в лесу деревья потолще для стен, не готовит досок и крыши. Он вбивает в землю несколько деревянных шестов, соединяя и связывая их вверху. По сути дела, дом готов, надо обложить его шкурами снаружи, а внутри положить на землю сосновые ветки и шкуры, — это уж мебель! Остается прикрепить железную цепь к месту, где сходятся шесты, и повесить на ней котел для варки мяса и другой — для воды.
Линнеус немало удивлялся, как было тепло и сухо в юрте, когда снаружи бушевал ветер и лил дождь. Лапландцы угощали его вареной и сушеной олениной, сыром из оленьего молока. Какие это были великолепные лакомства после сушеной рыбы!
Природа в этих краях становилась все более и более необычной. Горы высились одна над другой амфитеатром, в долинах с шумом бежали потоки, грохотали водопады. Ночи стали совсем светлые; вслед за закатом солнце снова тотчас вставало.
Закутавшись в звериную шкуру, Линнеус взобрался на Шпицберген близ Валливара. Потом пошел вдоль северных склонов и добрался до Торефорда на берегу Северного моря, чтобы плыть потом в Салерон. Но разразились сильные бури, пережидать которые у него не было времени.
И он снова пошел по горам, собирая растения и минералы, по-прежнему страдая оттого, что нет сил унести с собой все эти сокровища. Зато дневник его пополнялся каждый день записями о новом незнакомом мире растений, еще никем не описанном.
Часы, отводимые на отдых, по существу, проходили также за работой. Во время привалов Линнеус тотчас принимался за дневник. Уже теперь он обдумывал будущий отчет о своем путешествии и делал наброски отдельных частей его.
Много было разных приключений в пути, и не раз серьезная опасность угрожала жизни молодого ученого.
Однажды огромный камень, каким-то чудом лепившийся на откосе и случайно задетый проводником, чуть не увлек вместе с собой в пропасть и Линнеуса. Хорошо, что как раз в этот момент он, заинтересовавшись новым цветком, отошел в сторону. Раз как-то встречный бродяга, видимо с целью грабежа, выстрелил в него. С ножом в руке Линнеус кинулся ему вдогонку, но тотчас провалился в трещину, засыпанную снегом, и никак не мог выбраться из нее. Только проходившие мимо горцы выручили его из беды.
От норвежских берегов Линнеус снова направился к Шпицбергену, а потом по реке Лулео до города под тем же названием — в ее устье.
Рассказывают, что, достигнув реки Лулео, «он устроил себе плот и пустился один, как самый смелый лапландский горец…» Ему хотелось побывать на озере поблизости. «На этом необозримом озере Севера отважного путешественника застигла буря и густой туман, и он только чудом избежал неминуемой гибели».
Отдохнув несколько здесь, Линнеус поехал через Лапландию к Северному морю; его особенно интересовало распространение альпийских растений в горах
